Не страшно потерять уменье удивлять, Страшнее — потерять уменье удивляться.(с)
Охотник брел по галереям, переходя из павильона в павильон...Охотник брел по галереям, переходя из павильона в павильон. Яркое
африканское солнце - доброе горячее солнце Земли - освещало залитых в
стеклопласт зверей, родившихся под другими солнцами, за сотни миллиардов
километров отсюда. Почти все они были знакомы охотнику, он видел их много
раз и не только в музее. Иногда он останавливался перед новыми
экспонатами, читал диковинные названия диковинных зверей и знакомые имена
охотников. "Мальтийская шпага", "Крапчатый дзо", "Большой цзи-линь",
"Малый цзи-линь", "Капуцин перепончатый", "Черное пугало",
"Царевна-лебедь"... Симон Крейцер, Владимир Бабкин, Бруно Бельяр, Николас
Друо, Жан Салье-младший... Он знал их всех и был теперь самым младшим из
них, хотя не самым удачливым. Но он радовался, узнавая, что Салье-младший
поймал наконец чешуйчатого скрытожаберника, что Володя Бабкин доставил на
Землю живым слизняка-глайдера, а Бруно Бельяр подстрелил-таки на Пандоре
горбоноса с белой перепонкой, за которым охотился уже несколько лет...
Так он пришел в десятый павильон, где было много его собственных
трофеев. Здесь он останавливался почти у каждого стенда, вспоминая и
смакуя. Вот "коверсамолет", он же "падающий лист". "Я выслеживал его
четыре дня. Это было на Ружене, где так редко выпадают дожди, где
когда-то, давным-давно, погиб замечательный зоолог Людвиг Порта.
"Ковер-самолет" передвигается очень быстро и имеет очень тонкий слух. За
ним нельзя охотиться на машине, его надо выслеживать днем и ночью,
отыскивая слабые маслянистые следы в листве деревьев. Я его выследил, и с
тех пор больше никто его не может выследить, и гордый самолюбивый Салье не
раз говаривал, что это была случайная удача. - Охотник с гордостью
потрогал буквы, врезанные в пояснительную табличку: "...Добыт и
препарирован охотником И. Хариным". - Я выстрелил в него четыре раза и ни
разу не промахнулся, но он был еще жив, когда валился на землю, ломая
ветки деревьев с зелеными стволами. Это было, когда я еще стрелял...
А вот безглазое венерианское чудовище из тяжеловодных болот.
Безглазое и бесформенное. Никто толком не знал, какую придать ему форму,
когда набивали чучело, и в конце концов набили по самой удачной
фотографии. Я гнал его через болото к берегу, где были отрыты несколько
ловушек, и он провалился в одну и долго ревел там, ворочаясь в черной
жиже, и потребовалось два ведра бетановокаина, чтобы усыпить его. Это было
совсем недавно, лет десять назад, и тогда я уже не стрелял... Это приятное
свидание".
Чем дальше передвигался охотник по галерее десятого павильона, тем
медленнее становились его шаги. Потому что ему не хотелось идти дальше.
Потому что он не мог не идти дальше. Потому что приближалось главное
свидание. И с каждым шагом он все сильнее ощущал знакомое тоскливое
беспокойство. А из стеклянного ящика уже следили за ним круглые белые
глаза...
Как всегда, он подошел к этому небольшому стенду, опустив голову, и
прежде всего прочитал на пояснительной табличке надпись, которую давно
выучил наизусть: "Животный мир планеты Крукса, система звезды ЕН 92,
углеродный цикл, тип "монохордовые", класс, отряд, род, вид "четверорук
трехпалый". Добыт охотником И. Хариным, препарирован доктором В Эрмлером".
Потом он поднял глаза.
Под стеклянным колпаком на наклонной полированной доске лежала голова
- сильно сплющенная по вертикали, голая и черная, с плоской овальной
лицевой частью. Кожа на лицевой части была гладкая, как на барабане, не
было ни рта, ни лба, ни носовых отверстий. Были только глаза. Круглые,
белые, с маленькими черными зрачками и необычайно широко расставленные.
Правый глаз был слегка попорчен, и это придавало мертвому взгляду странное
выражение. Эрмлер - превосходный таксидермист: точно такое выражение было
у четверорука, когда охотник впервые наклонился над ним в тумане. Давно
это было...
Это было семнадцать лет назад. "Зачем это случилось? - подумал
охотник. - Ведь я не собирался там охотиться. Крукс сообщал, что там почти
нет жизни - только бактерии и сухопутные рачки. И все-таки, когда Сандерс
попросил меня осмотреть окрестности, я взял в вездеход карабин..."
Над каменными осыпями висел туман. Поднималось маленькое красное
солнце - красный карлик ЕН 92, - и туман казался красноватым. Под мягкими
гусеницами вездехода шуршали камни, из тумана одна за другой выплывали
темные невысокие скалы. Потом что-то зашевелилось на гребне одной из скал,
и охотник остановил машину. На таком расстоянии рассмотреть животное было
трудно. К тому же мешал туман и сумеречное освещение. Но у охотника был
опытный взгляд. Конечно, по гребню скалы пробиралось какое-то крупное
позвоночное, и он обрадовался, что все-таки захватил с собой карабин.
"Посрамим Крукса!" - весело подумал он. Он поднял крышку люка, осторожно
высунул наружу ствол карабина и стал целиться. В тот момент, когда туман
поредел и горбатый силуэт животного отчетливо обозначился на фоне
красноватого неба, охотник выстрелил. Сейчас же ослепительная лиловая
вспышка возникла на том месте, где находилось животное. Что-то громко
треснуло, и послышался длинный шипящий звук. Затем над гребнем скалы
поднялись и смешались с туманом облака серого дыма.
Охотник очень удивился. Он помнил, что зарядил карабин анестезирующей
иглой, от которой меньше всего можно было ожидать такого взрыва.
Поразмыслив несколько минут, он вылез из вездехода и отправился искать
труп. Он нашел его там, где и ожидал, - под скалой, на каменной осыпи. Это
действительно оказалось четвероногое или четверорукое животное размером с
крупного дога. Оно было страшно обожжено и изувечено, и охотник вновь
поразился, какое ужасное действие произвела обыкновенная анестезирующая
игла. Трудно было даже представить себе первоначальный вид животного.
Относительно целой осталась только передняя часть головы - плоский овал,
обтянутый гладкой черной кожей, и на нем белые потухшие глаза. Охотник
перенес останки на вездеход и вернулся к кораблю.
На Земле трофеем охотника занялся Эрмлер. Через неделю он сообщил
охотнику, что трофей сильно разрушен и особого интереса не представляет,
разве что как доказательство существования высших форм животных в системах
красных карликов. Он посоветовал охотнику на будущее поаккуратнее
обращаться с термитными патронами. "Можно подумать, что ты палил с
перепугу, - сказал он раздраженно, - словно оно на тебя напало". - "Но я
отлично помню, что стрелял анестезирующей иглой", - возразил охотник. "А я
отлично вижу, что ты попал ему термитной пулей в позвоночник", - ответил
Эрмлер. Охотник пожал плечами и не стал спорить. Интересно было бы,
конечно, узнать, отчего произошел такой взрыв, но, в конце концов, это
было не так уж и важно.
"Да, тогда это казалось совсем не важным, - думал охотник. Он все
стоял и смотрел на плоскую голову четверорука. - Посмеялся над Круксом,
поспорил с Эрмлером и все забыл. А потом пришло сомнение и с сомнением -
горе".
Крукс организовал две крупные экспедиции. Он обшарил большие
пространства на своей планете. И он не нашел там ни одного животного
крупнее рачка величиной с мизинец. Зато в Южном полушарии на каменном
плато он обнаружил неизвестно чью посадочную площадку - круглый участок
оплавленного базальта диаметром около двадцати метров. Сначала этой
находкой заинтересовались, но вскоре выяснилось, что где-то в том районе
два года назад приземлялся для текущего ремонта звездолет Сандерса, и о
находке забыли. Забыли все, кроме охотника. Потому что к тому времени у
охотника уже родились сомнения.
Как-то в Ленинградском Клубе Звездолетчиков охотник услышал историю о
том, как на планете Крукса чуть не сгорел заживо бортинженер Адамов.
Адамов вышел из корабля с неисправным кислородным баллоном. В баллоне была
течь, а атмосфера планеты Крукса насыщена легкими углеводородами, бурно
реагирующими со свободным кислородом. К счастью, с Адамова успели сорвать
пылающий баллон, и он отделался только небольшими ожогами. Охотник слушал
этот рассказ, и перед его глазами стояла лиловая вспышка над черным
гребнем скалы.
Когда на планете Крукса был обнаружена посадочная площадка
неизвестного звездолета, сомнение превратилось в страшную уверенность.
Охотник кинулся к Эрмлеру. "Кого я убил? - кричал он. - Это зверь или
человек? Вилли, кого я убил?" Эрмлер слушал его, наливаясь кровью, а потом
заорал: "Сядь! Прекрати истерику, старая баба! Как ты смеешь мне это
говорить? Ты думаешь, что я, Вильгельм Эрмлер, не в состоянии отличить
разумное существо от зверя?" - "Но посадочная площадка!" - "Ты сам садился
на этом плоскогорье с Сандерсом!" - "Вспышка! Я пробил иглой кислородный
баллон!" - "Болван, не надо было стрелять термитными снарядами в
углеводородной атмосфере!" - "Пусть так, но ведь Крукс не нашел там больше
ни одного четверорука! Я знаю, это был чужой звездолетчик!" - "Баба! -
орал Вилли. - Истеричка. Да на планете Крукса, может быть, еще сто лет не
найдут ни одного четверорука! Огромная планета, изрытая пещерами, как
голландский сыр! Тебе просто повезло, дурак, а ты не сумел воспользоваться
и привез мне вместо животного обугленные кости!"
Охотник стиснул руки так, что затрещали пальцы.
- Нет, Вилли, я привез тебе не животное, - пробормотал он. - Я привез
тебе все-таки чужого звездолетчика...
Как много слов ты потратил, старина Вилли! Сколько раз ты убеждал
меня. Сколько раз мне казалось, что сомнения уходят навсегда, что я снова
могу вздохнуть спокойно и не чувствовать себя убийцей. Как все люди на
нашей Земле. Как детишки, которые играю в "марсианские прятки". Как юноши
и девушки, что шепчутся на скамейках под оранжевыми пальмами. Но сомнения
возвращаются, их не убьешь хитроумной логикой. Еще никто не встречался с
разумными существами с других миров? Но разве это доказательство, что их
нет вообще? Разумное существо не может быть похоже на моего четверорука?
Но кто может доказать это? Нет прямых доказательств моего преступления? Да
разве дело в доказательствах?
Он положил руки на стенд и прижался лицом к прозрачному пластику.
- Кто ты? - с тоской прошептал он.
...Эрмлер увидел его издалека, и, как всегда, ему стало невыносимо
больно при виде этого гордого и сильного когда-то человека, так страшно
сломленного собственной совестью. Но он притворился, что все отлично, как
отличный солнечный день Кейптауна. Нарочито громко стуча каблуками, он
подошел к охотнику, хлопнул его ладонью по спине и нарочито бодрым голосом
воскликнул:
- Свидание окончено! Я зверски хочу есть, Игорь, и мы пойдем сейчас
ко мне и славно пообедаем. Сегодня Марта приготовила в твою честь
настоящий оксеншванцензуппе. Пойдем, охотник, зуппе ждет нас.
- Пойдем, - тихо сказал охотник.
- Я уже дважды звонил домой. Все жаждут видеть тебя и слушать твои
рассказы.
Охотник покивал и медленно пошел к выходу. Эрмлер посмотрел на его
сгорбленную спину и повернулся к стенду. Глаза его встретились с белыми
мертвыми глазами за прозрачной стенкой. "Поговорили?" - молча спросил
Эрмлер. - "Да". - "Ты ничего ему не сказал?" - "Нет". Эрмлер взглянул на
пояснительную табличку. "...Четверорук трехпалый. Добыт охотником И.
Хариным, препарирован доктором В. Эрмлером". Он снова оглянулся вслед
охотнику и быстро украдкой написал мизинцем над словом "трехпалый":
"sapiens". На табличке не осталось, конечно, ни одного штриха, но Эрмлер
поспешно потер ее ладонью.
Доктору Эрмлеру тоже было тяжело. Он-то знал наверняка, знал с самого
начала...
африканское солнце - доброе горячее солнце Земли - освещало залитых в
стеклопласт зверей, родившихся под другими солнцами, за сотни миллиардов
километров отсюда. Почти все они были знакомы охотнику, он видел их много
раз и не только в музее. Иногда он останавливался перед новыми
экспонатами, читал диковинные названия диковинных зверей и знакомые имена
охотников. "Мальтийская шпага", "Крапчатый дзо", "Большой цзи-линь",
"Малый цзи-линь", "Капуцин перепончатый", "Черное пугало",
"Царевна-лебедь"... Симон Крейцер, Владимир Бабкин, Бруно Бельяр, Николас
Друо, Жан Салье-младший... Он знал их всех и был теперь самым младшим из
них, хотя не самым удачливым. Но он радовался, узнавая, что Салье-младший
поймал наконец чешуйчатого скрытожаберника, что Володя Бабкин доставил на
Землю живым слизняка-глайдера, а Бруно Бельяр подстрелил-таки на Пандоре
горбоноса с белой перепонкой, за которым охотился уже несколько лет...
Так он пришел в десятый павильон, где было много его собственных
трофеев. Здесь он останавливался почти у каждого стенда, вспоминая и
смакуя. Вот "коверсамолет", он же "падающий лист". "Я выслеживал его
четыре дня. Это было на Ружене, где так редко выпадают дожди, где
когда-то, давным-давно, погиб замечательный зоолог Людвиг Порта.
"Ковер-самолет" передвигается очень быстро и имеет очень тонкий слух. За
ним нельзя охотиться на машине, его надо выслеживать днем и ночью,
отыскивая слабые маслянистые следы в листве деревьев. Я его выследил, и с
тех пор больше никто его не может выследить, и гордый самолюбивый Салье не
раз говаривал, что это была случайная удача. - Охотник с гордостью
потрогал буквы, врезанные в пояснительную табличку: "...Добыт и
препарирован охотником И. Хариным". - Я выстрелил в него четыре раза и ни
разу не промахнулся, но он был еще жив, когда валился на землю, ломая
ветки деревьев с зелеными стволами. Это было, когда я еще стрелял...
А вот безглазое венерианское чудовище из тяжеловодных болот.
Безглазое и бесформенное. Никто толком не знал, какую придать ему форму,
когда набивали чучело, и в конце концов набили по самой удачной
фотографии. Я гнал его через болото к берегу, где были отрыты несколько
ловушек, и он провалился в одну и долго ревел там, ворочаясь в черной
жиже, и потребовалось два ведра бетановокаина, чтобы усыпить его. Это было
совсем недавно, лет десять назад, и тогда я уже не стрелял... Это приятное
свидание".
Чем дальше передвигался охотник по галерее десятого павильона, тем
медленнее становились его шаги. Потому что ему не хотелось идти дальше.
Потому что он не мог не идти дальше. Потому что приближалось главное
свидание. И с каждым шагом он все сильнее ощущал знакомое тоскливое
беспокойство. А из стеклянного ящика уже следили за ним круглые белые
глаза...
Как всегда, он подошел к этому небольшому стенду, опустив голову, и
прежде всего прочитал на пояснительной табличке надпись, которую давно
выучил наизусть: "Животный мир планеты Крукса, система звезды ЕН 92,
углеродный цикл, тип "монохордовые", класс, отряд, род, вид "четверорук
трехпалый". Добыт охотником И. Хариным, препарирован доктором В Эрмлером".
Потом он поднял глаза.
Под стеклянным колпаком на наклонной полированной доске лежала голова
- сильно сплющенная по вертикали, голая и черная, с плоской овальной
лицевой частью. Кожа на лицевой части была гладкая, как на барабане, не
было ни рта, ни лба, ни носовых отверстий. Были только глаза. Круглые,
белые, с маленькими черными зрачками и необычайно широко расставленные.
Правый глаз был слегка попорчен, и это придавало мертвому взгляду странное
выражение. Эрмлер - превосходный таксидермист: точно такое выражение было
у четверорука, когда охотник впервые наклонился над ним в тумане. Давно
это было...
Это было семнадцать лет назад. "Зачем это случилось? - подумал
охотник. - Ведь я не собирался там охотиться. Крукс сообщал, что там почти
нет жизни - только бактерии и сухопутные рачки. И все-таки, когда Сандерс
попросил меня осмотреть окрестности, я взял в вездеход карабин..."
Над каменными осыпями висел туман. Поднималось маленькое красное
солнце - красный карлик ЕН 92, - и туман казался красноватым. Под мягкими
гусеницами вездехода шуршали камни, из тумана одна за другой выплывали
темные невысокие скалы. Потом что-то зашевелилось на гребне одной из скал,
и охотник остановил машину. На таком расстоянии рассмотреть животное было
трудно. К тому же мешал туман и сумеречное освещение. Но у охотника был
опытный взгляд. Конечно, по гребню скалы пробиралось какое-то крупное
позвоночное, и он обрадовался, что все-таки захватил с собой карабин.
"Посрамим Крукса!" - весело подумал он. Он поднял крышку люка, осторожно
высунул наружу ствол карабина и стал целиться. В тот момент, когда туман
поредел и горбатый силуэт животного отчетливо обозначился на фоне
красноватого неба, охотник выстрелил. Сейчас же ослепительная лиловая
вспышка возникла на том месте, где находилось животное. Что-то громко
треснуло, и послышался длинный шипящий звук. Затем над гребнем скалы
поднялись и смешались с туманом облака серого дыма.
Охотник очень удивился. Он помнил, что зарядил карабин анестезирующей
иглой, от которой меньше всего можно было ожидать такого взрыва.
Поразмыслив несколько минут, он вылез из вездехода и отправился искать
труп. Он нашел его там, где и ожидал, - под скалой, на каменной осыпи. Это
действительно оказалось четвероногое или четверорукое животное размером с
крупного дога. Оно было страшно обожжено и изувечено, и охотник вновь
поразился, какое ужасное действие произвела обыкновенная анестезирующая
игла. Трудно было даже представить себе первоначальный вид животного.
Относительно целой осталась только передняя часть головы - плоский овал,
обтянутый гладкой черной кожей, и на нем белые потухшие глаза. Охотник
перенес останки на вездеход и вернулся к кораблю.
На Земле трофеем охотника занялся Эрмлер. Через неделю он сообщил
охотнику, что трофей сильно разрушен и особого интереса не представляет,
разве что как доказательство существования высших форм животных в системах
красных карликов. Он посоветовал охотнику на будущее поаккуратнее
обращаться с термитными патронами. "Можно подумать, что ты палил с
перепугу, - сказал он раздраженно, - словно оно на тебя напало". - "Но я
отлично помню, что стрелял анестезирующей иглой", - возразил охотник. "А я
отлично вижу, что ты попал ему термитной пулей в позвоночник", - ответил
Эрмлер. Охотник пожал плечами и не стал спорить. Интересно было бы,
конечно, узнать, отчего произошел такой взрыв, но, в конце концов, это
было не так уж и важно.
"Да, тогда это казалось совсем не важным, - думал охотник. Он все
стоял и смотрел на плоскую голову четверорука. - Посмеялся над Круксом,
поспорил с Эрмлером и все забыл. А потом пришло сомнение и с сомнением -
горе".
Крукс организовал две крупные экспедиции. Он обшарил большие
пространства на своей планете. И он не нашел там ни одного животного
крупнее рачка величиной с мизинец. Зато в Южном полушарии на каменном
плато он обнаружил неизвестно чью посадочную площадку - круглый участок
оплавленного базальта диаметром около двадцати метров. Сначала этой
находкой заинтересовались, но вскоре выяснилось, что где-то в том районе
два года назад приземлялся для текущего ремонта звездолет Сандерса, и о
находке забыли. Забыли все, кроме охотника. Потому что к тому времени у
охотника уже родились сомнения.
Как-то в Ленинградском Клубе Звездолетчиков охотник услышал историю о
том, как на планете Крукса чуть не сгорел заживо бортинженер Адамов.
Адамов вышел из корабля с неисправным кислородным баллоном. В баллоне была
течь, а атмосфера планеты Крукса насыщена легкими углеводородами, бурно
реагирующими со свободным кислородом. К счастью, с Адамова успели сорвать
пылающий баллон, и он отделался только небольшими ожогами. Охотник слушал
этот рассказ, и перед его глазами стояла лиловая вспышка над черным
гребнем скалы.
Когда на планете Крукса был обнаружена посадочная площадка
неизвестного звездолета, сомнение превратилось в страшную уверенность.
Охотник кинулся к Эрмлеру. "Кого я убил? - кричал он. - Это зверь или
человек? Вилли, кого я убил?" Эрмлер слушал его, наливаясь кровью, а потом
заорал: "Сядь! Прекрати истерику, старая баба! Как ты смеешь мне это
говорить? Ты думаешь, что я, Вильгельм Эрмлер, не в состоянии отличить
разумное существо от зверя?" - "Но посадочная площадка!" - "Ты сам садился
на этом плоскогорье с Сандерсом!" - "Вспышка! Я пробил иглой кислородный
баллон!" - "Болван, не надо было стрелять термитными снарядами в
углеводородной атмосфере!" - "Пусть так, но ведь Крукс не нашел там больше
ни одного четверорука! Я знаю, это был чужой звездолетчик!" - "Баба! -
орал Вилли. - Истеричка. Да на планете Крукса, может быть, еще сто лет не
найдут ни одного четверорука! Огромная планета, изрытая пещерами, как
голландский сыр! Тебе просто повезло, дурак, а ты не сумел воспользоваться
и привез мне вместо животного обугленные кости!"
Охотник стиснул руки так, что затрещали пальцы.
- Нет, Вилли, я привез тебе не животное, - пробормотал он. - Я привез
тебе все-таки чужого звездолетчика...
Как много слов ты потратил, старина Вилли! Сколько раз ты убеждал
меня. Сколько раз мне казалось, что сомнения уходят навсегда, что я снова
могу вздохнуть спокойно и не чувствовать себя убийцей. Как все люди на
нашей Земле. Как детишки, которые играю в "марсианские прятки". Как юноши
и девушки, что шепчутся на скамейках под оранжевыми пальмами. Но сомнения
возвращаются, их не убьешь хитроумной логикой. Еще никто не встречался с
разумными существами с других миров? Но разве это доказательство, что их
нет вообще? Разумное существо не может быть похоже на моего четверорука?
Но кто может доказать это? Нет прямых доказательств моего преступления? Да
разве дело в доказательствах?
Он положил руки на стенд и прижался лицом к прозрачному пластику.
- Кто ты? - с тоской прошептал он.
...Эрмлер увидел его издалека, и, как всегда, ему стало невыносимо
больно при виде этого гордого и сильного когда-то человека, так страшно
сломленного собственной совестью. Но он притворился, что все отлично, как
отличный солнечный день Кейптауна. Нарочито громко стуча каблуками, он
подошел к охотнику, хлопнул его ладонью по спине и нарочито бодрым голосом
воскликнул:
- Свидание окончено! Я зверски хочу есть, Игорь, и мы пойдем сейчас
ко мне и славно пообедаем. Сегодня Марта приготовила в твою честь
настоящий оксеншванцензуппе. Пойдем, охотник, зуппе ждет нас.
- Пойдем, - тихо сказал охотник.
- Я уже дважды звонил домой. Все жаждут видеть тебя и слушать твои
рассказы.
Охотник покивал и медленно пошел к выходу. Эрмлер посмотрел на его
сгорбленную спину и повернулся к стенду. Глаза его встретились с белыми
мертвыми глазами за прозрачной стенкой. "Поговорили?" - молча спросил
Эрмлер. - "Да". - "Ты ничего ему не сказал?" - "Нет". Эрмлер взглянул на
пояснительную табличку. "...Четверорук трехпалый. Добыт охотником И.
Хариным, препарирован доктором В. Эрмлером". Он снова оглянулся вслед
охотнику и быстро украдкой написал мизинцем над словом "трехпалый":
"sapiens". На табличке не осталось, конечно, ни одного штриха, но Эрмлер
поспешно потер ее ладонью.
Доктору Эрмлеру тоже было тяжело. Он-то знал наверняка, знал с самого
начала...